Наконец-то это случилось. В самом начале нашей совместной жизни Мусик иногда порывался съездить на родину отца, в Башкирию. Рассказывал о своих многочисленных родственниках, живущих там, смеша меня до икоты. - Давай съездим туда, пока я не родила? – как-то предложила я. - Вот еще, - буркнул супруг. – Позориться-то. Я решила промолчать и не уточнять, кого он будет стыдиться – меня или родственников. Но желание туда ехать заметно ослабло.
Прошлым летом он решил устроить мне полноценный отдых, отправив в санаторий. Пообещав, что это только на две недели, он забрал меня через месяц, злую и одичавшую в компании пенсионеров и детей дошкольного возраста. И тут он огорошил меня, сказав, что домой мы заезжать не будем, а сразу поедем к его родственникам. - Только прошу тебя, - попросил он меня, когда после семи часов дороги, мы въехали в поселок, - будь сдержаннее. Если очень сильно захочется заржать, отойди куда-нибудь в сторонку. Тут-то я и поняла, что меня ожидает веселое времяпрепровождение.
Попали мы с кораблябля на бал. Одна из родственниц Мусика выходила замуж. Муж, решив, что просто подарить деньги будет не очень вежливо, оставил меня в доме новобрачной и погнал в город за подарком. Все вокруг чего-то бегали, суетились и разговаривали на непонятном мне языке. Я сидела на диване рядом с какой-то бабушкой. - Извините, а где тут можно помыться? – вежливо спросила я. Бабулька посмотрела на меня, как солдат на вошь, что-то гыркнула и отвернулась. - Хорошо, - быстро согласилась я, - а помыться-то где можно? Старуха меня игнорировала. Мимо пробегала какая-то женщина. Я схватила ее за руку. - Как вас зовут? Тетька ответила что-то очень труднопроизносимое. - Я – Леля, - на этом я решила больше не затягивать церемонию знакомства. – Где можно помыться? Женщина повела меня на кухню и показала на раковину. - И туалет у вас на улице? – спросила я, с ужасом понимая, что я попала. - Ну, да, - кивнула тетька. – Полотенце надо? Я спросила, есть ли у них баня. Баня была, но топить ее не будут, потому что всем некогда.
Я вышла на улицу и села на лавочку у ворот. Следом вышла давешняя бабулька и села рядом. Я достала сигареты и закурила. Бабка что-то зашипела, как кот, которому наступили на яйца хвост, и разразилась гневной тирадой. Я курила и смотрела на нее. - Бессовестная! – наконец-то она заговорила по-русски. - О, бля! – выдохнула я. – Как помыться, так мы не понимаем, а как ругаться, так сразу все можем? Бабка опять чего-то загыркала.
К воротам подъехала старенькая «копейка» и из нее вылезла Маха, какая-то там троюродная сестра Мусика. Вообще ее звали Махуба, но называть мне ее было так смешно, и имя тут же было сокращено до Махи. - Лелька! – заорала она. – Ты чего здесь делаешь? - Да вот, - я кивнула на бабку, - налаживаю контакт с местным населением. Маха что-то прощебетала старушке, та закивала, ощерила беззубый рот и выдала: - А-а-а-а, Мусика жена? Зови меня бабушка Энже. Тогда я подумала, что это очень странное имя – НЖ. Маха повела меня обратно в дом, попутно знакомя меня с родственниками. Шепотом я переспрашивала у нее имена, но так и не запомнила их. Имена были в большинстве своем смешными и труднопроизносимыми. Вернулся Мусик, и я наконец-то смогла переодеться.
Толкаясь с Махой перед зеркалом, мы поспешно наносили макияж. - Лелька, - шептала она, хихикая, - ты чего так расфуфырилась? - Так свадьба же, - отвечала я. – Нужно быть красивой. - Невеста тебе не простит. Это деревенская свадьба, будь проще. Решив уточнить, что именно мне не простит невеста, я открыла рот. И не смогла его закрыть. В комнату зашла новобрачная.
Сказать, что я была напугана – не сказать ничего. Франкенштейн в женском обличье, Квазимодо-трансвестит, Чаки в подвенечном платье. Катя Пушкарева нервно грызет брекеты и может считать себя бесспорной победительницей конкурса Мисс Вселенная. Платье с обручами и открытыми костлявыми плечами выгодно подчеркивало отсутствие груди, тощие руки скрывали перчатки, доходящие до остерньких локотков. Все это великолепие венчала шляпка, похожая на кастрюльку, из-под которой торчали концы волос, умерщвленных шестимесячной завивкой. Я замерла, не донеся до губ тюбик помады и глядя на нее отражение в зеркале. Повернуться и посмотреть на оригинал у меня не хватало смелости. - Здрастье, - неожиданно низким голосом произнесла она. – Вы Леля? Я покивала, потому что голос куда-то пропал. - Мне нужно поговорить с вами, - ее просьба совсем загнала меня в ступор. Мы вышли во двор. - Мне про вас… Я прокашлялась и попросила называть меня на ты, она немного посмущалась и согласилась. - Мне про тебя мать рассказывала. Как оказалось, среди родни Мусика обо мне слагают легенды. Спасибо за это я могу сказать только свекрови. Благодаря ей они узнали, что я никого не признаю, прошла огонь, воду, медные трубы, Крым, еще что-то там, и самое главное, я называю вещи своими именами. Видимо, это потому что я много ругаюсь матом.
Проблема у невесты была масштабная. Почему она решила открыть мне эту страшную тайну, так и остается для меня загадкой. Невеста была беременна. И не знала, как признаться в этом матери. К счастью, ребенок был от жениха. Так и не поняв, в чем причина ее паники, я посоветовала ей ничего не говорить, уверяя, что после женитьбы всем будет посрать, насколько раньше положенного срока появится ребенок. После этого меня причислили к лучшей подружке невесты и я поняла, что мне нужно будет много выпить, что бы подобное расположение не сильно напрягало.
Регистрация проходила в сельсовете, который находился в соседнем переулке, и куда (как и положено) жених и невеста поехали на машине. Для этого нашу машину, как единственную иномарку, украсили лентами и посадили на капот куклу, очень похожую на невесту. Всю церемонию я нервно кусала губы, стараясь не заржать в голос. После обмена кольцами и поцелуев, молодожены должны были доказать всей деревне, которая толпилась в душном зале, свою любовь. Они пеленали куклу, кололи дрова, таскали воду в ведрах на коромысле (при этом казалось, что невеста переломится в талии). Мое предложение попрыгать в мешках наперегонки, мягко отклонила тетка-регистратор.
Наконец, все закончилось и свадебный кортеж, состоящий из одной машины и пяти-шести десятков пешеходов, двинулся в сторону дома. Столы стояли на улице, изобилуя самогоном и дарами огорода. Перед виновниками торжества стояло блюдо с поросенком, накрытое марлей, облепленной мухами. Началась раздача слонов подарков. В основном это были подарки, без которых не обойтись в хозяйстве. Синтетические ковры, посуда, постельное белье и различные ведра и тазы. Молодая хлопала в ладоши, повизгивала и толкала локотком мужа, меланхолично выпивающего и закусывающего рядом. Самый бурный ее восторг вызвал кофейный набор, цвета… Э… Цвета… Вы видели, какими цветами переливается бензин, если налить его в лужу? Вот такой, только намного насыщенней, цвет покрывал чашки, блюдца и кофейник. Подарок был тут же распакован, и молодые пили водку из кофейных чашек.
Мы с Махой сидели рядом с невестой, накачиваясь самогоном. Между мной и молодухой сидела бабушка НЖ, которая перед тем как выпить самогон, закрашивала его чаем. Видимо, чтобы видеть, что она пьет. Свадьба шла своим чередом, мы с Махой делились новостями, Мусик о чем разговаривал с женихом. По доносившимся фразам, я поняла, что моего мужа интересовала дальнейшая жизнь молодых. Они подумывали о том, чтобы переехать в Уфу. На вопрос, что они там будут делать, парень ответил, что будет работать на какой-то фабрике, где ему обещали комнату в общаге. А для того, чтобы не жить на одну зарплату, он гордо поведал, что будет пиздить какие-то фанерки. Дослушать о стратегически важном материале мне помешала молодая.
Она подошла к бабушке НЖ и что-то прокурлыкала. Бабушка НЖ поманила ее пальцем, невеста склонилась, и тут старуха, сделав «хр-р-р-р-р», набирая в рот все, что копилось у нее в носу годами, смачно харкнула ей в глаз. Невеста завизжала, закашлялась и отомстила. Бедняжку вырвало прямо на подол платья странной бабки. Пока все отмывали невесту и бабушку НЖ, Маха объяснила, что произошло. У невесты весь день чесался глаз, и она попросила бабку посмотреть, не ячмень ли у нее лезет. Бабулька, не заморачиваясь, применила народное средство, метко плюнув в глаз. А молодая оказалась слабой на передок на желудок.
Ближе к вечеру гости были доведены до кондиции, на свет вытащили гармонь и начались танцы. Естественно, не обошлось без жертв среди мирного населения. Первая пострадала молодая и какой-то ее дядька. Она стояла на крыльце, залихватски подрыгивая ножками, а внизу столь же виртуозно выкидывая коленца, стоял мужик. Протянув руки, он что-то крикнул, и невеста ринулась вниз, прям, как в омут с головой. Обхватив дядьку ногами, вцепившись рукой в его шею, она задрала вторую руку, и как путевый ковбой, объезжающий бычка, кричала: «Йи-и-и-иха-а-а-а!» Секунды две мужика мотыляло в разные стороны, а потом он плашмя свалился на спину, отдавив всаднице ноги. Платье было безнадежно испорчено. Затем молодежь решила, что плясать под гармонь – прошлый век, и все пошли в клуб на дискотеку.
Мусик нашел в сарайке велосипед, выкатил его за ворота, и с трудом держась на ногах, поинтересовался, есть ли желающие прокатиться с ветерком. При этом он загадочно смотрел на меня, кивая на раму. Не впечатлившись видом ржавого агрегата, я вежливо отказалась, культурно объяснив, что ебала я такие приключения в различные места. Неуемная энергия молодой жены не позволила пропустить такое, и она забралась на раму. Мусик оседлал драндулет и они, вихляя в разные стороны, скрылись в темноте.
Наконец, все были в сборе, и пьяная толпа, напевая что-то типа: «Тухта паровоз, ибермагес колеса, кондуктор асалем тормозынга», двинулась в сторону клуба. Через пару сотен метров на дороге был обнаружен велосипед, с намотанным на цепь куском белой ткани. Пассажирка и водитель отсутствовали. Вдалеке уже была слышна музыка.
Тщетно я пыталась разглядеть в темноте силуэт здания. Музыка была уже близко, но непонятно откуда она слышалась. У дороги стоял вагон. Оказалось, что клуб давно сгорел, и молодежь, не желающая отставать от культурной жизни, оборудовала в вагоне свой клуб. Купейные перегородки были снесены, а в том месте, где был туалет, прорублено окно, в котором виднелся ди-джей, который менял кассеты в магнитофоне. По углам моргали лампочки, прикрытые разноцветными стеклами. В наличии имелся так же контролер, собирающий по пять рублей за вход, отрывая билетики на киносеанс, видимо оставшиеся от старых времен.
Внутри было душно, накурено и тесно. Невеста сразу бросалась в глаза. Она сидела у Мусика на шее, пригнув голову, и что-то орала. Мусик тыкался в стены и вертелся в разные стороны. Невеста, скорей всего думала, что он танцует, но со стороны это выглядело немного не так. Грязный подол ее платья закрывал ему морду. Как только он отпускал ее ноги, чтобы убрать платье, она валилась назад, и Мусик тут же хватал ее за ноги. Когда я пробралась к ним и откинула подол, на него было жалко смотреть. Выпучив глаза, он жадно вдыхал воздух, пыхтел, смеялся и пытался рассказать, как ему было плохо и не хватало чистого воздуха. - Пиздец, Лелька, - чуть не рыдал он. – Я чуть не задохнулся. Ты не представляешь, какой там духан! Хочешь понюхать? - Пусть муж нюхает, - буркнула я. Он заржал и стянул пьяное тело вниз. Маха позвала меня курить и мы вышли на улицу.
Прислонившись к вагончику, на корточках сидело несколько пьяных аборигенов половозрелого возраста. Один из них цепко ухватил меня за ногу. Что он хотел, я не успела узнать, потому что инстинкты сработали быстрее. От удара ногой его голова глухо стукнула о стенку вагона. Меня он тут же отпустил. - Ты чо-о-о? – заорал парень, стоящий рядом с ним. – Мы просто хотели посмотреть, что за татуировка у тебя на ноге! Я схватила его за яйца и сильно сжала. Он хрюкнул и замер. - Не дергайся, - посоветовала я ему. – Я просто хочу посмотреть, что у тебя в штанах. Мои действия, к моему недоумению, их позабавили, и через минуту я уже пила с ними самогон.
А еще через пару минут из вагона, с ревом раненого в жопу слона, вылетел Мусик и принялся раскидывать бедных пацанов в разные стороны. - Какого хуя жену мою трогаете! – трубил он. Маха, когда меня схватили за ногу, тут же метнулась за Мусиком, который должен был меня защитить, и пропустила примирение. Теперь пацаны практиковались в полетах без страховки. Кое-как угомонив его, мы двинули домой.
Во сне я слышала крики и беготню, но проснуться не могла. На второй день, и так молчаливый молодожен, был совсем незаметен. Молодая жена отсвечивала свежим фингалом и мило краснела, когда кто-то начинал подтрунивать над ними. Посомневавшись, но, все-таки удачно убив в себе ростки добропорядочности, я громко спросила, почему на всеобщее обозрение не была вывешена простынь с доказательствами невинности невесты. Мусик гыгыкал рядом. Видимо и он где-то проебал свою стеснительность. Поржав, мы благополучно забыли о том, над чем ржали и начали опохмеляться. Исчезновение молодых никто не заметил. Через некоторое время они снова присоединились к нам, неся сверток. - Вот! – гордо заявила невеста, развернув простынь, измазанную кровью. Жених довольно щерился, гоняя в тарелке холодец. Большой палец правой руки был перебинтован.
ПыСы: жили мы там почти месяц. Родня меня тихо ненавидела за то, что я требовала топить баню каждый второй день. Мои стенания по поводу отсутствия нормального туалета так настоебенили Мусику, что он купил мне биотуалет, на который приходила смотреть вся деревня. ПыПыСы: Бабушка НЖ оказалась угарной. По нескольку раз на дню она просила меня, что бы я показала ей свой язык. Глядя на пирсинг, она с трудом сдерживала рвотный рефлекс. Но не смотреть не могла. Позже я узнала, что Энже переводится, как «жемчужина».
